О том, что (а вернее — кого) охраняют стражники в Дальних пещерах, Амели знала больше, чем Жюли, а возможно, чем даже сам герцог де Тюренн, но она не готова была открывать эти сведения.

— Я уговаривала Эмильена пойти работать на рудник — тогда он мог бы быть рядом с нами, завести жену, детишек. Но заработок рудокопа гораздо меньше, чем жалованье солдата, а мы так нуждались в деньгах. Он уехал в Дальние пещеры, и больше я его не видела. Два года мы исправно получали жалованье и смогли расплатиться с долгами. А потом отец умер, и нам перестали выплачивать деньги. Сказали, что в договоре Эмильен указал именно его имя, и раз получателя уже нет в живых, то и жалованье не выплачивается. Мой брат продолжал служить королю в Дальних пещерах, думая, что этим обеспечивает нас с Гретой, а мы в это время сидели без куска хлеба. Сестренка чахла от голода, и я решилась поехать в столицу — требовать справедливости у его величества. Соседи отговаривали меня — говорили, что король даже слушать меня не станет. Когда я была маленькой, дедушка рассказывал, что в юности он был дружен с человеком, который стал главным магом королевства, и я решила обратиться за помощью к его светлости.

К рассказу подключился де Тюренн:

— Я попытался действовать через наших законников — ситуация казалась мне простой и ясной. Но не тут-то было. Выяснилось, что таких случаев — тысячи. Договор составлен так ловко, что Анагория, должно быть, серьезно обогатилась за счет таких же простых солдат как Эмильен. Даже я со своим влиянием ничего не смог сделать. И тогда я выхлопотал Жюли место при дворе.

— Если бы вы знали, ваша светлость, как я благодарна вам за вашу доброту! Я была сыта и одета, а все свое жалованье отправляла в деревню — соседям, что согласились присматривать за Гретой. Я надеялась, что когда сестренка подрастет, я смогу и ее устроить на работу во дворец, и тогда мы будем вместе. Я тогда прислуживала в покоях его величества — он был добр ко мне, иногда даже осведомлялся о здоровье сестры. Наверно, я не должна так говорить, но он был так одинок тогда — он только-только был коронован, и еще не был готов к своему новому положению.

Герцог осуждающе покачал головой, призывая девушку воздержаться от обсуждения его величества, и она смутилась.

— Простите, ваша светлость, но как иначе могу рассказать я об этом? Его величество стал делать мне маленькие подарки, а я была так наивна, что даже не поняла, к чему всё идет. Я знаю, что виновата сама — я не проявила должной стойкости, но мне было всего шестнадцать, и я так мало знала об отношениях мужчины и женщины и так боялась потерять свое место при дворе…

Жюли снова всхлипнула.

Амели уже не сердилась на нее. Ей было ее жаль. Она вспомнила себя в шестнадцать лет — могла ли она тогда хоть о ком-то заботиться?

— Ты можешь не рассказывать дальше, девочка, — остановил Жюли де Тюренн. — Мы с ее высочеством уже все поняли. Ты поступила необдуманно, но я вижу, что ты раскаиваешься в этом. С тех пор прошло много лет, и я думаю, мы можем забыть об этом. Но послушай, девочка, зачем ты сказала ее высочеству, что ненавидишь короля? Даже подобная мысль и то — уже преступление! Его величество совершил ошибку — так же, как и ты. И если мы прощаем тебя, то и ты должна его простить…

Девушка вдруг вскочила с кресла, гордо выпрямилась, и в глазах ее вспыхнула такая жгучая ненависть, что герцог отшатнулся.

— Я не могу его простить, ваша светлость! Он убил моего ребенка!

Глава 27. Старший сын короля

Герцог охнул.

— Ты хочешь сказать, что у вас с его величеством был ребенок?

— Да, ваша светлость!

Он уточнил:

— Девочка?

Жюли вскинула голову:

— Нет, ваша светлость, — мальчик!

Де Тюренн застонал.

— Я была так глупа, что даже не поняла, что я беременна, — продолжала рассказывать Жюли. Должно быть, ей нужно было выговориться — она тоже слишком долго молчала. — Мое состояние распознала соседка, когда я приехала домой навестить сестру. Я испугалась. Я не знала, что делать. Я вернулась во дворец и рассказала все его величеству. Кажется, он испугался не меньше моего. Герцог де Аркур поместил меня в какой-то дом, где я пробыла до самых родов. Мне помогала глухонемая служанка. Иногда приезжал де Аркур, чтобы осведомиться о моем здоровье. Мой мальчик родился крепким и красивым. Я кормила его сама. Я была счастлива. Я понимала, что никому и никогда не смогу рассказать, кто его отец, но я надеялась, что нам позволят вернуться в деревню — Грета присматривала бы за маленьким Шарлем, а я бы работала на руднике.

Де Тюренн тяжело вздохнул.

— Да, ваша светлость, сейчас я понимаю, что это было несбыточной мечтой. Малыша забрали у меня, когда ему исполнилось пять месяцев. Де Аркур сказал, что его отдадут на воспитание в семью в одной из северных деревней — они находятся дальше всех от столицы. Никто не должен был знать, что Шарль — сын короля. Я просила его величество оставить ребенка со мной, но все было бесполезно. Я вынуждена была смириться — герцог сказал, что если я не буду молчать, то никогда больше не увижу своего сына. Я вернулась к работе во дворце и все эти годы надеялась, что когда-нибудь мой мальчик будет со мной. Но недавно я спросила у герцога, знает ли он, как здоровье моего сына, а он ответил, что Шарль умер два года назад. Мой мальчик умер, а мне даже не сообщили об этом! Я уверена, они специально избавились от него! Я тогда почти обезумела и набросилась на герцога с кулаками. А он отшвырнул меня в сторону и сказал, что я должна успокоиться, если не хочу, чтобы пострадали Грета и Эмильен. И я сделала вид, что смирилась, потому что не хочу, чтобы они причинили вред пожертвовавшему всем ради нас Эмильену и моей маленькой Грете. Но я не могу простить ни его величество, ни де Аркура. Я знаю, ваша светлость, вам придется сообщить об этом в тайную канцелярию, и я не буду просить вас этого не делать. У каждого из нас свой долг.

Она сделала книксен и, пошатываясь, направилась к выходу. Но, не дойдя до порога, остановилась и развернулась.

— Ваше высочество, я понимаю, что не смогу остаться вашей горничной. Прошу вас

— возьмите на мое место Китти — она хорошая девочка и будет преданно вам служить.

Амели вышла из оцепенения, в которое ее погрузил услышанный рассказ, и поспешила возразить:

— С чего вы взяли, что я лишу вас места? Ступайте в свою комнату — вам нужно отдохнуть.

Девушка ни обрадовалась, ни удивилась — молча вышла из библиотеки, плотно закрыв за собой дверь.

Герцог продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками.

— Ваша светлость, — тихонько позвала его Амели, — вы же не думаете, что это его величество приказал убить своего ребенка?

Маг приподнял голову, и Амели увидела слезы в его глазах.

— Нет, ваше высочество, конечно, нет. Он просто отправил его подальше от дворца. К сожалению, в северных деревнях особенно сырой климат — там часто болеют лихорадкой. Не самое подходящее место для малыша.

— Мне жаль Жюли, — вздохнула Амели. — Скажите, ваша светлость, могу я продать что-то из подаренных королем драгоценностей и дать ей денег — чтобы она могла вернуться в свою деревню? Думаю, так будет лучше для всех.

— Разумеется, ваше высочество! — кивнул де Тюренн. — Но мне кажется, сейчас мы должны думать не об этом. Вы не поняли всей серьезности ситуации! Помните, я рассказывал вам, что в Анагории самую большую долю магии родителей получает первый ребенок, рожденный королевской четой?

— Да, конечно, — начала Амели и запнулась на полуслове. — Подождите, герцог, вы хотите сказать, что вся королевская магия сосредоточилась в маленьком Шарле? И что это значит? Что наш с его величеством ребенок не будет обладать магическими способностями?

Еще недавно она не знала о магии ничего, но сейчас уже понимала, что королю, не обладающему магией, в Анагории придется ох как нелегко.

— Он будет обладать вашей магией, ваше высочество, и какой-то частичкой магии анагорийских королей. Но ему будет сильно не хватать тех способностей, которые его величество так легкомысленно отдал своему первенцу. Теперь сохранение тайны этой истории будет и в ваших интересах!